Искусство определенной эпохи не только является осознанным выражением определенного мировоззрения, но в нем содержатся смутные предвосхищения, и его особое значение заключается в том, что оно пролагает пути, проясняет сознание и вообще оказывает воздействие на мировосприятие личности и массы. При оценке и толковании светской и церковной архитектуры немецкой Готики возникает вопрос, следует ли рассматривать ее пространственное восприятие, как непосредственное отражение душевного состояния, или же как выражение душевного стремления к чему-то, что должно отражать это душевное состояние. Такое противопоставление несколько опасно, потому что при ближайшем рассмотрении следует признать, что здесь нет принципиального отличия - дело только в степени. Значение искусства как чего-то дополняющего ярко сказалось в романской и готической архитектуре. Человек не находил еще твердой опоры в действительности; его сознание поэтому должно отвращаться от всего земного. Потребность освобождения толкала художников к пространственным решениям, которые нашли себе выражение в устремленных в потусторонний мир соборах. В противоположность этому, немецкая Готика проникнута совсем другим настроением; в ней чувствуется воля к утверждению всего земного. В светской и церковной архитектуре заметна твердая решимость считаться с миром земным; в ней нет уже того стремления к идеальным формам, которое проповедовал Фома Аквинский на рубеже романского и готического стилей. Вместо этого царит стремление к утверждению реального. Эти идеалы особенно ярко отражены в архитектуре.
Нам станут ясны отдельные стадии борьбы с традицией, если мы рассмотрим живопись и скульптуру немецкой Готики. Мы найдем тогда объяснение нового отношения позднего средневековья к каноническому праву и его отдельным заповедям, мы найдем объяснение городской хозяйственной политике, новым явлениям в торговле и ремесле, социальным отношениям позднего средневековья.