Возрождение римского стиля
В период времени от 1890 до 1910 гг. произошло полное возрождение римского стиля, как наиболее законченного выражения и обличил для империалистической экспансии. Архитектура прежде всего стремилась придать фасадам главных магистралей впечатление достоинства и долговечности; для этого в общем городском комплексе должны господствовать общественные здания, многочисленные бульвары и; проспекты должны направлять движение к известным пунктам, чтобы приводить иностранцев к центрам торговли и увеселений; для усиления впечатлений, красивые проспекты должны, где это возможно, пересекать равномерные, как шахматные поля, блоки домов, как мы это видим в плане Чикаго Бернхэма и Беннета. Если даже эта уличная система мирового города носит несколько самодовлеющий характер, если даже требуемая работа по планировке, а также приобретение существующих прав собственности, обходятся крайне дорого, то все же цель, оправдывает средства: эта архитектура импонирует населению, которое, чувствуя свою причастность к ней, греется в блеске ее лучей. Там, где облик города оказывается слишком строгим и серьезным, следует для смягчения этого впечатления соорудить цирк или ипподром.
Для этих новшеств Всемирная выставка была убедительным и классическим примером, так как она представляла собой в миниатюре стиль мирового города. Когда во время финансовой паники 1893 г. публика стала пренебрегать центрами искусства, промышленности и культуры,, предприимчивые дельцы мигом организовали увеселительные места более низкого пошиба. Возле спокойных фасадов, напоминавших величие Марка Аврелия, расположились, как у себя дома, шарлатаны, шуты и фокусники, веселые балаганы которых могли продемонстрировать зрителю обратную сторону императорской медали - уличную молодежь Арбитра Петрония. Однако превращение белых фасадов в «веселые белые дороги» произошло в течение следующего десятилетия, между тем как лежащий в стороне балаганный город отныне вел сепаратное существование под именем Коцей-Айленд. К этому надо еще прибавить развитие футбола и бейсбола - гладиаторских игр в смягченной форме; введенные сперва в качестве безобидной игры, они со временем превратились в важные спортивные учреждения, в которых состязались профессионалы. Постройка многочисленных амфитеатров и арен - назовем лишь Йель-Боол, стадион Гарверд, стадион Левиссон и подобные им в западной части города - завершила этот императорский ансамбль.
Благодаря счастливому стечению обстоятельств изготовление в большом масштабе портландского цемента совпало во времени с возрождением римской манеры применения крепких каменных конструкций. Разве можно, наблюдая это развитие, полагать, что империализм сводился лишь к захвату чужих рынков и новой территории для эксплуатации? Напротив того, он был тенденцией, проявлявшейся в каждой отрасли западной цивилизации, и если он проявлялся в Америке, пожалуй, самым неприкрытым образом, то причина этого, как и в прежние периоды, лежит в том, что здесь было слишком мало препятствий, которые нужно было преодолеть. С полным правом мог Луи Сулливан в своей «Автобиографии одной идеи» жаловаться на то, что империализм подавил продуктивные методы архитектуры, которые могли бы развиться из наших демократических стремлений, из наших прекрасных научных завоеваний. И все же представляется неизбежным, что доминирующая нота нашей цивилизации накладывает свою печать на важнейшие памятники и здания. Отдавая справедливость великим учителям классического стиля - Мак Ким, Бернхэму, Карреру и Гастингу, - мы можем сказать в их пользу, что время их выбрало, сформировало и использовало для своих целей. Им не оставалось почти никакого выбора: их архитектурный стиль, в котором они творили, был определен средой.
Для этих новшеств Всемирная выставка была убедительным и классическим примером, так как она представляла собой в миниатюре стиль мирового города. Когда во время финансовой паники 1893 г. публика стала пренебрегать центрами искусства, промышленности и культуры,, предприимчивые дельцы мигом организовали увеселительные места более низкого пошиба. Возле спокойных фасадов, напоминавших величие Марка Аврелия, расположились, как у себя дома, шарлатаны, шуты и фокусники, веселые балаганы которых могли продемонстрировать зрителю обратную сторону императорской медали - уличную молодежь Арбитра Петрония. Однако превращение белых фасадов в «веселые белые дороги» произошло в течение следующего десятилетия, между тем как лежащий в стороне балаганный город отныне вел сепаратное существование под именем Коцей-Айленд. К этому надо еще прибавить развитие футбола и бейсбола - гладиаторских игр в смягченной форме; введенные сперва в качестве безобидной игры, они со временем превратились в важные спортивные учреждения, в которых состязались профессионалы. Постройка многочисленных амфитеатров и арен - назовем лишь Йель-Боол, стадион Гарверд, стадион Левиссон и подобные им в западной части города - завершила этот императорский ансамбль.
Благодаря счастливому стечению обстоятельств изготовление в большом масштабе портландского цемента совпало во времени с возрождением римской манеры применения крепких каменных конструкций. Разве можно, наблюдая это развитие, полагать, что империализм сводился лишь к захвату чужих рынков и новой территории для эксплуатации? Напротив того, он был тенденцией, проявлявшейся в каждой отрасли западной цивилизации, и если он проявлялся в Америке, пожалуй, самым неприкрытым образом, то причина этого, как и в прежние периоды, лежит в том, что здесь было слишком мало препятствий, которые нужно было преодолеть. С полным правом мог Луи Сулливан в своей «Автобиографии одной идеи» жаловаться на то, что империализм подавил продуктивные методы архитектуры, которые могли бы развиться из наших демократических стремлений, из наших прекрасных научных завоеваний. И все же представляется неизбежным, что доминирующая нота нашей цивилизации накладывает свою печать на важнейшие памятники и здания. Отдавая справедливость великим учителям классического стиля - Мак Ким, Бернхэму, Карреру и Гастингу, - мы можем сказать в их пользу, что время их выбрало, сформировало и использовало для своих целей. Им не оставалось почти никакого выбора: их архитектурный стиль, в котором они творили, был определен средой.