С тем мастерством, с каким Корбюзье умеет увлекательно выводить линии, он может так околдовать помещения, что на взгляд они намного превосходят действительное число своих кубических метров. При этих террасах и мостах дело идет почти что об эквилибристических упражнениях с помещениями и частями их, непрерывно друг друга проникающими. Тут, по-видимому, положена граница. Чувствуется, что архитектор не вполне избегнул опасности, которую в настоящее время несут с собой неограниченные денежные средства.
Спрашивается, можем ли мы, привыкшие широко шагать, пересечь такую террасу, обвеянную воздухом, точно прожекторами, и не испытать чувства, что находимся в театре. В этих-то пунктах следующая, смена архитекторов и начинает видеть опасность. У нас нет никакого сомнения в том, что мы должны медленными шагами пройти путь некоторого развития, под непрерывным контролем социального и финансового связующего начала, чтобы строительство и наша культура могли дойти до такого, может быть, еще никогда не осуществленного единства и постоянства, которые уже проявляются во многих областях.
Все же очень важно, чтобы делались попытки строительства вроде дома де-Монзи, так как они помогают разрыхлять все еще застывший способ выражения в архитектуре. Если в наше время можно вообще оформить роскошь - настоящие проблемы лежат в совсем другой, плоскости, то это может быть только такая роскошь, какую показывает дом де-Монзи: роскошь в объемах воздуха, которые взаимопроникновением и созвучием придают форму новому.
Мы знаем, что дома для людей нужно делать более тонко, чем гаражи. Но тут, благодаря столетнему опыту, возникает имеющий, может быть, основание страх перед подчеркиванием эстетики. Никто не думает о схематической «машине для жилья» (machine а habiter). Но для нас важнее, чем эстетика и поэзия, чтобы архитектор занимался биологическими функциями дома и помогал бы устранить ту грубость, с которой все еще часто подходят к этим вопросам.
Мы не сомневаемся, что как только созреет разрешение этих вопросов, от домов начнет исходить такая же своеобразная красота, как от кораблей и аэропланов.
Красота эта будет действовать на нас еще интенсивнее, так как. она является связанной с нашими человеческими функциями.
Тогда без всякого подчеркивания обособленной эстетики будет достигнута та точка, на которую указал Корбюзье, как на разницу между Парфеноном и автомобилем: внутреннее движение.
В чем же состоит достижение Корбюзье? Он воспринял дом с чувствительностью сейсмографа и освободил его от чрезмерной тяжести.
Он не такой точный конструктор, как Огюст Перре, - его дома обнаруживают вплоть до последней дверной ручки продуманный функционализм, как у И. П. Ауда. Но Корбюзье произвел выдающуюся пионерскую работу, как едва ли еще кто-нибудь в наше время.
Он пытается перенести на форму жилья то свободное равновесие, ту легкость и ту открытость, которые выражены в абстрактной форма в железных конструкциях XIX века. Он показал нам, как нужно со всех сторон оформлять дом - снизу, сверху, с боков, - чтобы отнять у него его тяжесть.
На это стоит взглянуть!!!
Пессак
Потеря роковой тирании
Journal information