Любое дело Васька начинал без всякого маломальского плана в голове, и трудно было предугадать, что каков будет результат этого благого начинания.
Валя, жена Василия, давно ворчала, что лестница в бетонированном погребе прогнила совсем. Спускаться за картофелем или за солениями стало опасно – подломится верхняя ступенька, и загремишь с трехметровой высоты.
Долго Валины слова действовали на Ваську как комариные укусы. Но и комар способен достать до белого каления. И однажды наш мастер с энтузиазмом принялся за дело. Проводив летним утром жену на работу, он быстренько сколотил во дворе новую лесенку для подвала. Осталось только опустить ее.
Однако перед этим следовало разобрать старую, которая действительно стала совсем ненадежной. Васька начал осторожно спускаться в погреб. Некоторые ступеньки рассыпались в прах под его ногами. Продвигаясь вниз, он голыми руками крушил верхние ступеньки, радуясь, что не потребовалось даже никакого инструмента.
И вот Васька уже на дне своего бетонного бункера довольно потирает руки – половина дела сделана! Но тут он с ужасом понимает, что спустился в погреб без новой лесенки, без молотка и гвоздей, словом, без ничего! И старая лестница лежит под ногами, разломанная на десятки частей.
А до желанной воли – три метра. В Василии же росточка чуть больше полуторых… Сам себя добровольно заточил в каземат! С горя полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что их тоже оставил наверху. Вместе со спичками. Он опустился на кучу картошки и стал с тоской глядеть вверх. Через открытый лаз был виден кусочек голубого неба.
Время шло, и Васька все больше убеждался в безвыходности ситуации. Кричать? А какой толк? Жена на работе, а если и услышит кто-то с улицы сердобольный, так все равно не сможет войти во двор – не позволит Гордон, здоровенный, тоже без царя в голове, дог, которого Васька выпустил погулять…
Там, наверху, было лето, а в глубокой бетонированной яме Василий скоро начал коченеть. Пытаясь хоть как-то согреться, он начал размахивать руками и приседать, нещадно при этом матерясь. Но вскоре и эта экзотическая пляска перестала его греть. Василий с глубокой печалью думал, что если жена решит обедать не дома, то до вечера он вряд ли дотянет…
Валя, к счастью, пришла. Она долго не могла сообразить, откуда доносится жалобный голос мужа. Но, увидев посреди двора новую лестницу, все поняла.
Василий, вконец замерзший и злой, выбрался по новой лесенке наверх и блаженно растянулся на горячей траве. Потом жадно затянулся «Примой» и растерянно протянул: «ну и дела, мать их за ногу!..»
Journal information