Уроки ученицы (Гофман)

Музыка… Язык чувственных намеков, бессловесной страсти, эмоций, не закованных в рамки приличествующих случаю фраз…

Музыка разговаривает с человеком языком сердца — без посредников, без переводчиков, без свидетелей. Скажите, может ли скрыть свою безумную любовь учитель музыки, если звуки и ритмы все сказали за него?

Нужно было быть неопытной двенадцатилетней девочкой, чтобы ничего не понять — ни этих жгучих взглядов, ни этого горячечного нетерпения, ни этой внезапной робости, нападавшей на учителя всякий раз, когда нужно было поправить руку ученицы или выровнять ее осанку, проведя по юной спине.

Нужно было быть весьма легкомысленной матерью, чтобы, все понимая, продолжать принимать в доме взрослого женатого мужчину, да что там — «принимать», оставлять его наедине с девочкой в просторном классе!

Впрочем, учитель держал себя в руках — разве что иногда совершенно мрачнел, выскакивал из дома и, сказавшись больным, неделями не появлялся на уроках.

До Юлии Марк, прелестной черноглазой девочки с толстыми каштановыми косами, у Гофмана уже была одна особенная ученица.

Шестнадцатилетним юношей он давал уроки музыки жене кенигсбергского виноторговца Доре Хатт.

Опытная женщина и мать троих детей разгадала парня с первых нот. Они изучали музыку, эту науку нескованной страсти, три долгих и восхитительных года — Гофман вырос на этих уроках во внимательного, предупредительного, заботливого и чувственного мужчину.

Однако у каждой сарабанды бывает финал: связь вскрылась, разразился страшный скандал и Гофман был вынужден немедленно бежать из Кенигсберга.

Юлия Марк жила в Брамберге — там ничего такого не слышали о новом учителе музыки.

Что же это была за пытка — изо дня в день, из года в год представать пред черными очами этого прекрасного ребенка, трогать ее за руку, проводить по спине, и не мочь ни слова сказать о своей неземной любви.

Музыка говорила, она кричала, страдала и вспыхивала внезапной надеждой — однако Юлия не была внимательной ученицей.

Ее мать рисковала репутацией дома долгих три года — а потом взяла да и сосватала пятнадцатилетнюю дочку за первого попавшегося проходимца: Иоганн Гриппель и лицом был нехорош, и характером страшен.

На празднике по поводу помолвки совершенно убитый Гофман не сдержался и публично оскорбил жениха, обозвав того «свиньей».

От дома музыканту было отказано — он пытался просить прощения, обивал пороги, искал встречи с Юлией, но предусмотрительная мама к этому времени объяснила дочери, что за пьеса разыгрывалась по утрам в их классах. Юлия была оскорблена и напугана, свадьба — слажена, и Гофман снова бежал, теперь уже из Бамберга.

Но судьба приготовила ему подарок.

Теперь он уже был не музыкант, жалкий учителишка при скучающих дамах.

Он вдруг стал писать.